Анатолий Лазаревский - правовед и библиофил

К 175-летию со дня рождения Анатолия Лазаревского

4 января 1848 года в Санкт-Петербурге родился Анатолий Васильевич Лазаревский, более известный как содержатель самой крупной библиотеки в Гатчине в дореволюционное время.
До выхода в отставку в 1905 году Лазаревский служил в Саратовской судебной палате. Благодаря воспоминаниям сослуживца П.А. Анисимова и найденной краеведом Надеждой Гусевой брошюре Саратовского юридического общества удалось дополнить биографию известного гатчинца.
«Рыцарем чести, права и закона» считал Лазаревского П. А. Анисимов. Он же дал великолепную характеристику личности Анатолия Васильевича: «Своей представительной и величавой осанкой Лазаревский каждому невольно внушал к себе почтение. Разностороннее же образование, приобретённое им вне стен университета и обладание колоссальной эрудицией, в связи с недюжинной моральной силой, возвышали его над окружающей средой и отодвигали на задний план других судей».
«Все приговоры палаты, им редактируемые, – пишет П. А. Анисимов о Лазаревском, – служили образцами несокрушимой логики, блистали знанием закона и сенатских решений, а по временам даже носили характер талантливых публицистических статей. Один из таких приговоров, постановленный в начале 1904 года по громкому и весьма сложному делу Туркина, произвёл сенсацию и долгое время служил темой для разговора в местном судебном мире. Приговор этот был помещён на страницах «Саратовского дневника» и занял несколько номеров этой газеты.
– Я его писал с пеной на углах рта, – заявил мне Лазаревский, передавая для переписки черновик приговора, занявшего около 30 листов. – Да бесполезная работа! В сенате сидят не люди, а выжатые лимоны… Там не любят литературного языка. Отменят подлецы, если последует протест со стороны прокурорского надзора.
Как всегда, он оказался прав. Приговор не только отменили, но задали головомойку и автору, и другим судьям, участвовавшим в рассмотрении дела.
Как я уже упоминал, это был не приговор, а талантливая публицистическая статья и притом – обличительного характера. Досталось в этой статье не подсудимому Туркину и его соучастникам, а администрации железной дороги и попутно была нанесена плюха производившему следствие судебному следователю по важнейшим делам Компанейцеву – бездарнейшей личности в глазах Лазаревского.
– Почему, Анатолий Васильевич, вы не посвятили себя литературной деятельности, а пошли в судьи? – спросил я Лазаревского, передавая ему через неделю переписанный мной приговор. – Ведь у вас талант! – с невольным восхищением воскликнул я.
Лазаревский засмеялся. Затем, подойдя ко мне и положив руку на моё плечо, уже серьёзно и внушительно продекламировал:
И погромче нас были витии,
Да не сделали пользы пером.
Дураков не убавим в России,
А на умных тоску наведём.
В душе я не соглашался с ним: как публицист, он мог бы оказаться выше других, пользовавшихся известностью на литературном поприще».
1 января 1898 Лазаревский становится «превосходительным» - получает чин действительного статского советника «за отличие», а 1 января 1902 – орден Св. Владимира 3 степени. Состоя в Саратовском научном юридическом обществе, пишет реферат (за 1904 год) «По поводу 846 статьи проекта новой редакции устава уголовного судопроизводства», где, в очередной раз, подтверждает свою репутацию сторонника «сохранения апелляционных инстанций». Весь текст реферата, к сожалению, пока не найден, но в протоколах заседаний общества указаны тезисы реферата и самое главное – прения по поводу прочитанного реферата.
Тезисы реферата таковы:
«1) Сохранение апелляционного порядка обжалования судебных приговоров и желательно и необходимо, как в интересах нашего населения, в силу его бытовых условий, так и в виду современного признания сего порядка безусловно полезным в большинстве европейских государств; 2) существование сего порядка никакими нежелательными явлениями ни для казны, ни для правильного хода процесса, ни для участвующих в нем лиц не сопровождается; 3) ныне действующий порядок апелляционного обжалования следует изменить в двояком отношении: а) дабы приговоры первой инстанции считались окончательными при тех же условиях, при коих считаются таковыми приговоры мировых судей (124 ст. уст. угол. суд.) и б) дабы оправдательные приговоры, постановленные в порядке публичного обвинения, такому обжалованию не подлежали и 4) по делам, производящимся в порядке частного обвинения, при оправдании апелляционной инстанцией обвиняемого, судебные издержки по всему производству дела возлагались на частного обвинителя, по отзыву коего на оправдательный приговор суда пересматривалось дело».
Прения любопытны тем, что в ответах оппонентам Лазаревский предстает не только как коллега, судья, но и, в самом деле, публицист со своим живым словом. Приведу несколько наиболее интересных, на мой взгляд, ответов прадеда.
Признавая, что его доклад имеет публицистический характер, А. В. сказал: «Это результат того, что современная русская жизнь, какую бы сферу знания или науки мы не затронули, так назойливо стучится со всех сторон, прося дать средства против своих болезней, что невольно заставляет говорить языком публициста».
«Если желателен судья, близко стоящий к населению, то это судья выборный и раз население начинает более и более освобождаться от влияния разных всесословных Колупаевых и Деруновых, выборный судья, понятно, улыбается более коронного. Большинство юристов высказались уже вполне сочувственно в пользу защиты на предварительном следствии, но осуществление права такой защиты дело, быть может, далекого будущего».
«Нельзя вносить поправки в судейскую совесть — это старое «fiat justitia, pereat mundus» («да совершится справедливость, хотя бы из-за этого погиб мир»). Ведь не у одного судьи, а у всякого слуги государства предполагается совесть, но из этого вовсе не следует, что постановление каждого правительственного агента должно быть законом».
«Условия, при коих постановлены некоторые приговоры, безразличны, ибо приговоры эти, во всяком случае, поражают своим сухим формализмом. Известно, что англичанин, обсуждая поступок другого лица, руководствуется всегда правилом «поставь себя на его место». И вот английский судья, это святая святых для населения, не смотрит на обвиняемого с точки зрения мундирной карьеры, а так применяет к живому человеку какой-либо средневековый закон, чуть ли не смертной казнью грозящий за сравнительно незначительное преступление, что у нас его приговор невольно вызывает или улыбку умиления, или слезы сочувствия».
«Как после Крымской кампании, так ещё и теперь мы, пожалуй, под образа посадим ловкого человека, набившего карманы за счёт кормления или обмундирования солдата, а в задний угол хоть и высокоидеального, но с пустым кошелем человека».
Реферат был прочтен А. В. Лазаревским на общем собрании членов Саратовского юридического общества 16 октября 1904 года, прения были начаты в этот же день и продолжились 21 октября.
Великолепно описано Анисимовым и то, как Анатолий Васильевич вёл себя в самом начале заседаний: «Лазаревский – весь слух и внимание; он сидел, подобно изваянию, полузакрыв, по обыкновению, глаза». Можно представить по этим штрихам к портрету А. В., как много значения он придавал получаемой информации, заранее просчитывая возможный исход процесса. Ни одна из мелочей не укрывалась от внимания профессионального юриста, ведь из самого незначительного свидетельства мог впоследствии сложиться оправдательный приговор.
1905 год принёс много разочарований для Лазаревского – юриста, почитавшего судебные реформы 1860-х, т. н. шестидесятника. События 9 января не могли оставить его равнодушным, да и судебные процессы уже стали больше походить на сведение счётов власти с вольнодумцами. О юридических тонкостях и справедливости не могло быть и речи, суды превращались в карательные машины. Быть водителем одной из таких машин А. В. не пожелал.
Конфликт с судьями реакционного лагеря (а их становилось всё больше и больше) нарастал, подобно снежному кому. В какой-то момент Лазаревский и не заметил, что силы неравные, а остальные судьи-шестидесятники стушевались, предоставив реакции полнейшую свободу действий. И, всё же, «с высоко поднятой головой и грозно сдвинутыми бровями выступил он навстречу Василию Тёмному, сжимая порою кулаки и упорно устремив на него свой взор, пылающий благородным негодованием. Громкие проклятия летели с уст его в сторону осквернителя скрижалей завета шестидесятых годов. Столкнулись мрак со светом».
Так П. А. Анисимов описывает последнюю баталию, развернувшуюся между членом Саратовской судебной палаты Лазаревским и председателем Саратовского окружного суда.
«Наступила зима – реакция. Под отвратительное завывание голодных судей-волков, под надрывающие душу стоны житейской метели ещё несколько раз прозвучал честный, могучий голос одного шестидесятника и умолк. Никто не откликнулся на зов его. Облако снежной пыли, леденящей горячую кровь благородного сердца, окутало богатырскую фигуру Лазаревского и скрыло из глаз жаждущих правды и милости людей. Шестидесятник понял, что он очутился одиноким в снежной пустыне».
Анатолий Васильевич Лазаревский скончался в Гатчине 24 июля 1918 года. Библиотека, его детище, просуществовала еще год после его смерти. Похоронен А. В. на Гатчинском городском кладбище. В 1969 году склеп Лазаревских подвергся разорению, был поврежден памятник.

Генрих Лазаревский, краевед и родовед