К 70-летию Победы: дневник Люси Хордикайнен

Телеканал "ОРЕОЛ-47" и "Гатчинская служба новостей" продолжает проект о людях во время войны. Юлия Кривулина - герой нашего следующего рассказа. Во время немецкой оккупации Люся Хордикайнен (так ее звали в пору юношества) вела дневник (дневник ее сестры-близнеца Софьи утерян), в котором зафиксированы мельчайшие бытовые подробности жизни семьи в этот период, отношения русского населения с немцами. Воспоминания о Гатчине как о "маленьком Париже" Юлия Александровна хранит до сих пор.
Общество
1 апреля 2015 11:13
1297
Сегодня Юлия Александровна Кривулина проживает в спокойном Петербурге, но память каждый раз возвращает ее в годы юношества, когда 13-летней девочкой вместе с родителями (отец был комиссован по зрению), сестрой-близнецом Софьей, братьями Андреем и Матвеем она жила в немецкой оккупции сначала в Пушкине, а потом в Гатчине. В Пушкин немцы вошли 17 сентября 1941 года. На всю жизнь остались в памяти Юлии Александровны фигуры повешенных мужчин на одной из улиц недалеко от ворот в парк. Люся писала, что всю зиму семья из-за облав боялась выходить на улицу, питались колобками из вываренных желудей и оставшихся от поросят жмыхом. Из Пушкина семья Хордикайнен в июле 1942 года была департирована в Гатчину. Сразу по приезду их определили на земельные работы на территории Хохлова Поля. Потом семья переехала в Загвоздку, откуда постоянно приходилось ходить в центр.
«В этой Загвоздке, там такая была поляна, а по правую руку такая небольшая церквушка, и потом через парк шли туда, после этой поляны была небольшая улица, были совершенно типовые дома, и у нас была на первом этаже квартира, 4 комнаты было в деревянном доме», — вспоминает Юлия Кривулина.
Для 13-летней Люси Гатчина показалась спокойным городом, несмотря на то, что город был оккупирован немцами. По свидетельству Юлии Александровны, «немцы не разрушили городскую инфраструктуру, сменили вывески и приспособили старый порядок к своему.
»После мертвого, обезчеловеченного города Пушкин, мы попали в Гатчину. Гатчина в то время, его можно было сравнить с маленьким Парижем. Это был очень благоустроенный город, там было масса производств, — рассказывает автор дневника. — Город убирался, мы сами работали по уборке территории. Город жил полноценно, вот такое можно сказать впечатление. Конечно, никаких фабрик не было, но обеспечение обычного образа жизни был, хлебокомбинат давал хлеб, медицина была".
Люся в дневнике писала, что в то время в Гатчину с концертами приезжал Николай Печковский, народный артист РСФСР, краеведы выступали с лекциями, работали кинотеатр и храмы. Юлия Александровна вспоминает, что они постоянно ходили в Костел, где службы вели немецкие священники: «Самым главным обстоятельством нашего жития в Гатчине было то, что мы ходили в костел, и там служили очень хорошие священники, кто-то по-русски говорил, а служили на немецком языке, мы же слушали до 5 лет службы на французском языке, ничего не понимая, слушали только мелодию этой службы».
Сестры Хордикайнен ходили в Гатчине в школу, из записей в дневнике следует, что сложнее всего было брату Андрею, над ним постоянно подтрунивали сверстники, а когда он за серебрянные подстаканник и рубль устроился работать на бойню скота, то возвращался домой в синяках: чтобы заполучить субпродукты, приходилось драться. Отец Александр Хордикайнен умер в Гатчине 14 мая 1943 года от потери крови после прогремевшего рядом с ним взрыва. Немецкий военный священник его соборовал и проводил гроб до кладбища.
В воспоминаниях Юлии Кривулиной не осталось кровавых сцен расстрелов, повешенных гатчинцев, для нее время в Гатчине было «сплошным выживанием», но это был «некий мирный островок в море войны».
«Это был, видать, какой-то мирный кусок в жизни города, достаточно мирный, люди чуть-чуть пришли в себя, а что там потом, конечно, было я не представляю этого», — говорит Юлия Александровна.
В октябре 1943 года с эшелоном беженцев семья Хордикайнен была вывезена поездом в Эстонию, потом после лагерных работ на острове на Чудском озере семья в ноябре 44-го осела в Тарту. Позже Софья стала педагогом, закончив филологический факультет, а Юлия выбрала себе географический, став геологом. Из-за того, что они находились в оккупации, были проблемы и с учебой, и с устройством на работу.
Опубликовать дневник Люси (дневник Софьи был утерян после войны) сестры решили в 1999 году. Сделали это за свой счет. Книгу, подготовленную к публикации Софьей, назвали «Жизнь в оккупации и в первые послевоенные годы. Пушкин. Гатчина. Эстония». По мнению Юлии Александровны, дневник лишен оценочных суждений политического или идеологического характера и поражает своей бесхитростной детской интонацией.
«Мой дневник хорош тем, что я это могу говорить спокойно, он написаны простодушной, очень милой, очень славной, может даже не очень умной девочкой, я потом стала умнее, а в детстве я была абсолютно другим человеком», — считает автор дневника.
В свои 87 лет Юлия Кривулина бодра, полна сил, пишет книги, пополняет свои коллекции изделий из гжельской керамики и жостовских подносов, но самая большая ее гордость — это находки, привезенные из экспедиций. Камень счастья из Урала, клык маленького мамонтенка, камень из угольных пластов в виде двух обнимающихся людей, окаменелое дерево, которому миллионы лет, и многое другое. В планах у Юлии Александровны в скором времени посетить Гатчину, побывать на могиле отца, погулять по Гатчинскому парку и посетить Дворец, путь к которому в годы оккупации для нее с сестрой был закрыт.