Игорь Смирнов о главном стрессе китайцев, и о том, как они сохраняют самобытность своей страны

Игорь Смирнов, лучший учитель России 2002 года, бывший директор гатчинской школы №9, а ныне —лучший иностранный преподаватель Китая 2014 года, дал эксклюзивное интервью телеканалу «ОРЕОЛ47» о том, как и чем живут китайцы, что им чуждо, а что составляет самую суть их существования, по какому принципу они отдают своего, часто единственного, ребенка в школу и что является для многих из них самым большим стрессом. Предлагаем отрывки из этой беседы.

Общество
13 июля 2015 17:51
658

Галина Паламарчук:
 
— Игорь Борисович, я рада Вас приветствовать в нашей студии. Вы давно у нас не бывали. Хотя, когда работали в школе № 9 и потом в институте, давали массу информационных поводов для того, чтобы стать героем наших репортажей. Сейчас Вы преподаете в Китае и, конечно, нам интересна эта тема, потому что мы сейчас очень много слышим о Китае и понимаем, что это поверхностная информация. С одной стороны, мы знаем о многовековой культуре и философии Китая, с другой стороны, мы думаем: их много, они живут по всему миру, быстро работают и быстро делают дешевые некачественные товары. Это клише, которые мы знаем о Китае. Я думаю, что с неким таким представлением или похожим на него Вы и ехали в Китай работать. Какими были Ваши первые впечатления? И по прошествии трех лет насколько они изменились?
 
Игорь Смирнов:
 
— Во-первых, спасибо за приглашение прийти к Вам и поговорить о Китае. Мне очень приятно. И, конечно, приятно быть в Гатчине. Я всегда с удовольствием приезжаю на каникулы. Также с удовольствием отправляюсь и в Китай. Потому что Китай – это открытие, всегда открытие. Эта страна неисчерпаемая, потому как такой истории, как у Китая, нет ни у одной другой страны. Это шесть тысяч лет. Задумайтесь: шесть тысяч лет страна производит порох, счеты изобрела с костяшками, фарфор, компас. Масса изобретений! Все это Китай. И, конечно, в нашей голове существуют определенные стереотипы и клише, которые, как правило, в современном Китае себя не оправдывают. Я, как человек, который много занимался западной культурой (моя специальность совершенно не востоковедение, а германистика), три года назад по приглашению одного из китайских университетов поехал работать в Китай. Это очень крупный университет, в котором работает полторы тысячи профессорско-преподавательского состава и учится 30 тысяч студентов. Это просто гигантское образовательное учреждение с тремя огромными кампусами (студенческими городками), с инфраструктурой, со своим автобусным парком. Чтобы Вы понимали, что такое статус университета, скажу: Океанологический китайский университет имеет три научно-исследовательских судна, где студенты проходят практику в Арктике, в Антарктиде и во всех океанах на нашей планете Земля. Вот этим все сказано. Этим сказано финансирование, уровень научных разработок. Это крупный университет, в составе которого также находится факультет свободных искусств и журналистики, который в этом году пригласил меня. А предыдущие два года я работал по приглашению института иностранных языков этого же университета. В связи с этим первые два года у меня был блок, связанный с культурой и страноведением Германии. Китайцы очень заинтересованы, чтобы иностранные преподаватели вели в университете, как мы говорим, специализированные курсы. Они заинтересованы в том, чтобы человек с двумя-тремя языками, а я как раз владею тремя, преподавал у них. Я вел межкультурную коммуникацию. Это специфика общения представителей разных культур: Европы, России и Китая. И им это интересно, и мне тоже, конечно, потому что культура лингвистическая всегда присутствовала в моем педагогическом труде, и в деятельности, и в моих научных статьях. Поэтому я с удовольствием там работаю.
 
Ну, а теперь по поводу стереотипа. Когда мы едем в Китай, то, конечно, думаем, что это древняя страна с давними традициями, но мы вряд ли представляем, насколько быстро и далеко шагнул Китай. Конечно, не весь Китай, но мегаполисы, такие как Шанхай, Пекин, Ченду, Гонконг –это гигантские города с очень развитой инфраструктурой, с прекрасно функционирующей системой метрополитена во всех городах. Есть даже метро в Шанхае, которое, как и в Японии, функционирует совершенно без вагоновожатых — автоматически. Очень безопасное, очень хорошая скорость, прекрасно придуманная разветвленная сеть метрополитена в городах. Равно как и сообщение между всеми городами Китая. То, что в Китае существуют такие скорости, которые для нас просто запредельные – 300 км в час – всем известно. Но это же не одна железная дорога, не просто направление Петербург-Москва или Москва-Нижний Новгород. Это настоящая сеть. Причем китайцы стремятся, чтобы отдаленные от Пекина территории были тоже связаны между собой. Мы знаем, что Тибет – очень проблемная зона для Китая, равно как и северная часть на границе с Монголией и среднеазиатскими государствами. Так вот, Китай и там работает очень много, инвестирует туда колоссальное количество средств. И в Тибете теперь тоже функционируют железные дороги. Весь Тибет впервые за всю историю получил электроэнергию. Я не к тому, что Китай так аннексировал Тибет и превратил его в свою территорию. Китайцы много делают для того, чтобы тибетцы тоже вошли в эту ауру технического прогресса и цивилизации. И, конечно, быть в Тибете и смотреть, как тибетцы в своих традиционных старинных нарядах, с детьми, привязанными за спиной в кошелках, идут со смартфонами, которыми пользуются совершенно спокойно, – очень интересно. Это определенный прогресс.
 
Галина Паламарчук:
 
— Это точки роста Китая. Крупные города, которые друг с другом связаны. А одноэтажный Китай?
 
Игорь Смирнов:
 
* В Китае принята очень большая правительственная «Программа по борьбе с нищетой». Ее главный пункт — поднять жизненный уровень очень бедных китайцев. Я бы даже сказал – нищих китайцев. Когда туристы прибывают в Китай, они этого не видят, потому что из окна автобуса они смотрят современный Китай, который просто завораживает. Это для нашего человека – что-то из будущего, взгляд в будущее. Но Китай – это еще и одноэтажный, глинобитный, с земляными полами. А есть еще регионы, в которых жители традиционно много тысяч лет живут в землянках. Поэтому Компартия Китая приняла такую программу по борьбе с нищетой и с бедностью. Официально существуют социологические сведения, что в Китае есть люди, которые живут на шесть юаней в день – это 60 наших рублей. Что такое шесть юаней? За эти деньги можно пообедать очень-очень скромно в университетской студенческой столовой. Это будет рис, какие-то овощи и совершенно примитивный крестьянский суп из пшена. Но кроме обеда человек еще должен как-то себя содержать. И шесть юаней в день — это просто предел бедности. Поэтому правительство старается направить на социальные нужды те огромные миллиарды, которые страна зарабатывает, и улучшить жилищные условия этих людей. Все мы слышали, все мы знаем и, наверное, многие видели по телевидению огромные мертвые города Китая. Современные мертвые города, которые состоят из огромного количества небоскребов высотой от 30 до 40 этажей, которые просто стоят, как каменные столбы в пустыне. Там никто не живет, потому что купить квартиры за те деньги, которые требуют строительные компании, просто невозможно для обычных жителей. Они настроили впрок такое огромное количество домов, кварталов, целых городов, которые ночью выглядят, как черные дыры. Это производит жуткое впечатление. Новая программа помощи семьям заключается в том, чтобы дать субсидии, разрешить ипотеку, кредиты людям неимущим.
 
Может быть, я не прав, может быть, у меня такой взгляд на нашу социальную службу, но мне кажется, что наши инвалиды, как бы сильно поражены физически они ни были, они все-таки не чувствуют себя оторванными от общества. Потому что у нас есть службы, которые ими занимаются, есть центры, в которые их приглашают. В Китае человек-инвалид, со значительными поражениями организма, с физическими недостатками — абсолютный изгой. Вы, конечно, удивитесь и спросите, почему это так? Но традиционно к таким людям в Китае отношение в обществе резко негативное.
 
Галина Паламарчук:
 
— Они виноваты в этом?
 
Игорь Смирнов:
 
* Наверное, они не виноваты, коль родились такими, но отношение общества к ним именно такое. Я читал высказывания своих студентов в сочинениях на тему «Кто может стать в Китае изгоем?» Стать изгоем в обществе, которое, во-первых, является клановым, во-вторых, очень социальным, то есть очень общественным, ведь китайцы — не индивидуалисты. На первый взгляд, в Китае стать изгоем невозможно. И каково же было мое удивление, когда я прочитал у студента, причем не у одного, что изгоями становятся люди-инвалиды, люди, которые стоят на краю общества. Для меня это было очень неприятно. А поводом послужил фильм, который я однажды показал им, фильм, который рассказывает о том, как бездомному в Германии прохожие подают монеты. И мне китайцы сказали, что у них это не принято. Если это и случается, то очень-очень редко, почти никогда. В нашей христианской культуре совершенно другое отношение к нищим, а уж если это инвалид, то ему, скорее всего, подадут, чем наоборот. Я не имею в виду людей опустившихся, алкоголиков. Такое уж милосердное сознание у христиан: мы поможем тому, кто сам себе помочь не может. Но вот китайцы обделены этим в своей жизни. И для меня это было тоже некое открытие.
 
Я вернусь к той программе, о которой говорил. Компартия вовлекает сейчас в эту сферу социальной помощи тех изгоев, которые оказались на обочине жизни. И еще один пункт. Это по поводу сноса старого жилья. В Китае это большая проблема. Кажется, территория Китая огромна, но большинство территорий, где-то процентов 40, непригодны для жилья – это горы и пустыни, а человечество живет по берегам морей и океанов. И поэтому вся территория, пригодная для жилья, в течение шести тысячелетий была освоена и застроена вот этими примитивными, глинобитными, без удобств домами, на которые люди-олигархи, люди с большими миллионами кладут глаз. Им надо там построить огромные небоскребы и получить прибыль. Конечно, компенсации, которые получают люди, жившие в хижинах, минимальные, и купить квартиру на эти деньги невозможно. И вот эти люди, которые потеряли свой дом, получив за снос копейки, которые им казались вначале просто баснословными, вынуждены покидать этот город и уходить в сельскую местность, где они могут что-то себе позволить. Многие и этого не имеют, они стоят, как мы сказали бы, с челобитной. Я во многих городах побывал. За три года посетил более 30 городов. В каждом городе Китая есть народная площадь. А что такое народная площадь? С главным домом, как мы говорим, народных представителей. Вот туда идут все униженные, обездоленные, оскорбленные, обманутые и так далее. Вот этого туристы не видят, а это стоит того, чтобы посмотреть, как живется многим миллионам людей в Китае. Это очереди, которые они занимают за несколько дней. Они приходят туда со своими матрасами, они спят там, чтобы не потерять очередь, чтобы подать эту челобитную. Когда я в первый раз это увидел, я глазам своим не поверил. Но на самом деле это существует. Поэтому, несмотря на вот такую семейственность, цемент, что называется, общества, это общество имеет и другую сторону. Какую? Коррумпированность. Если кто-то из семьи выбивается в чиновники, в первую очередь он помогает своим ближним и знакомым, потому что такова этика Китая. И все расстрелы, громкие суды, о которых мы слышим, да, имеют место в современном Китае, но ментальность китайцев — в первую очередь обеспечить круг ближних и знакомых и действовать по связям. Отсюда несправедливость и обездоленность тех, кто к этим кланам не принадлежит.
 
Галина Паламарчук:
 
— Ну, а секрет китайцев все же в чем? В том, что так велика конкуренция, и они вынуждены конкурировать всю жизнь и поэтому такие стойкие оловянные солдатики?
 
Игорь Смирнов:
 
— Вы попали в точку. Конкуренция сопровождает китайца, наверное, даже не с момента рождения, а даже с зачатия. Более 35 лет в Китае главенствовала политика: одна семья — один ребенок. Если появился второй ребенок – это значит, вы нарушили закон и должны заплатить очень большой штраф, где-то около 2,5 тысяч долларов. Для китайцев, если учесть, что это началось с конца семидесятых, в восьмидесятых годах, это, конечно, безумные деньги. Для многих и сейчас это очень большие деньги. Второе наказание – это потеря престижного места работы. Человека, нарушившего закон, сразу увольняют. Если он работал, к примеру, учителем, он больше никогда не сможет работать по своей специальности. Он может пойти только в разнорабочие или туда, где его возьмут. Это я рассказываю со слов студентов, которые все это пережили сами в своих семьях. Но вот послабления этого закона уже вступили в силу в некоторых провинциях Китая с января 2015 года. Сейчас семья, у которой один ребенок, имеет право подать заявление на второго ребенка. Конечно, чудовищно для нас звучит.
 
Галина Паламарчук:
 
— И они берут матрас и становятся в очередь?
 
Игорь Смирнов:
 
— Ну да – подать заявление, чтобы разрешили.
 
Галина Паламарчук:
 
— Это челобитная?
 
Игорь Смирнов:
 
— Ну да, челобитная. Не просто родители сами решают, будет у них второй ребенок или нет. Они должны сначала подать заявление в соответствующий орган, там его рассмотрят и, если скажут да, тогда совершенно спокойно можно этим заниматься. Это послабление связано с тем, что китайский пенсионный фонд в скором времени, в обозримом будущем, уже не сможет справляться. Потому что на одного ребенка приходится мама, папа, бабушка и дедушка с двух сторон. Он должен их кормить один.
 
Галина Паламарчук:
 
— Если это продолжается 35-40 лет, то это уже два поколения.
 
Игорь Смирнов:
 
— Совершенно верно. Поэтому пенсионный фонд не выдерживает, несмотря на то, что стать пенсионером в Китае – это тоже определенная привилегия. Не каждый становится пенсионером в Китае. И один из пунктов новой программы, которую приняла сейчас Компартия Китая, — увеличить количество пенсионеров. Пенсионерами до сих пор в Китае становились самые привилегированные слои населения. А кто самые привилегированные, как Вы полагаете?
 
Галина Паламарчук:
 
— Я думаю, что чиновники.
 
Игорь Смирнов:
 
— Это в России. А в Китае – военные. Самая престижная профессия в Китае – военные, те, кто служит в армии. В Китае нет всеобщей воинской повинности. В армию набирают только по контракту и, как правило, либо после института, либо после университета.
 
Галина Паламарчук:
 
— И, наверное, конкурс большой?
 
Игорь Смирнов:
 
* Такой конкурс, что для того, чтобы попасть в армию — надо дать взятку. Наверное, это очень неожиданно, но на самом деле это привилегированная каста: снабжение, хорошая стабильная зарплата, льготы на проезд и, конечно, жилье, а в старости гарантировано финансовое обеспечение. Стать военным — большая честь. По поводу пенсий. Пенсию в Китае получают военные, государственные служащие и чиновники бюджетной сферы, а также работники государственных предприятий (работницы и рабочие). К этой категории принадлежат лишь некоторые работники государственных сельскохозяйственных кооперативов. А вот все остальные: крестьяне, те, кто работают в частных предприятиях, пенсии не получат. Поэтому сейчас и поставлена задача Компартией Китая как можно больше расширить категории пенсионеров.
 
Еще одна важная составляющая. Это образование.
 
Образование в Китае – совсем не то, что в России. Как я уже говорил — конкуренция начинается с рождения. Во-первых, мальчик или девочка, потому что все хотят мальчика, наследника. Это в психологии китайцев. В Китае запрещена томография, то есть делать просвечивание нельзя, потому что иначе будут аборты, китайцы будут избавляться от девочек. Вот уже конкуренция. Затем растет в семье «император», как они его называют, единственный ребенок! Внимание всей семьи направлено только на него. Вот если в России очень любят детей, то в Китае их просто обожают. Вся любовь бабушек и дедушек, пап и мам направлена на этого маленького «императора», которому все: и игрушки, и гаджеты, и все, что угодно, лишь бы ребеночек вырос гордостью семьи. Ну и, конечно, стараются китайцы, чтобы ребенок попал в хорошую школу, чтобы хорошо питался. Надо сказать, что питание в школах дорогое, и даже выбор школы, в первую очередь, зависит не от учителей, а от стоимости за питание. В китайской школе ребенок находится с восьми часов утра до 15.30, любой ребенок – и в начальной, и в средней школе. Исключая high school – это третья ступень обучения, непосредственная подготовка к университету. Не все идут в high school, потому что нет финансовых возможностей. High school — это еще и общежитие. В high school встают в шесть утра, с восьми утра начинают занятия и продолжают до 22.00, чтобы в 23.00 лечь спать.
 
Галина Паламарчук:
 
— Организм воспринимает информацию в таком объеме?
 
Игорь Смирнов:
 
* Китайцы очень трудолюбивые, очень упорные. В начальной школе маленькие дети, может быть, до конца и не понимают, как им надо стараться хорошо учиться, чтобы получить потом хорошее место работы и выкарабкаться в этой жизни. В старшей школе, 11-12 класс, они это понимают очень хорошо, потому как по окончании школы им надо сдать один-единственный экзамен, и они его сдают один раз в жизни. И если они сдадут этот экзамен плохо или если не сдадут вообще, то для них доступ в университет уже будет закрыт навсегда. С этого года Министерство образования Китая проводит пилотный проект в Шанхае для того, чтобы посмотреть, что будет, если они все-таки как-то изменят эту систему. Вы понимаете, что эта система связана с огромными психологическими травмами, с трагедиями в семьях не только для детей, но и для родителей это большой удар.
 
Дети настолько много и упорно занимаются, что теряют в старшем звене зрение. Китаец без очков – это просто исключение, причем, молодой китаец. И, потом, эта особая иероглифическая письменность… Это мы учимся читать по слогам, и в последующем нам достаточно бросить взгляд, чтобы прочитать слово. Для китайца это невозможно, китаец должен внимательно смотреть, чтобы расшифровать, что кроется за этими пиктограммами. Это очень сложная система сама по себе, которой нужно учиться всю жизнь. И это очень большой стресс. Поэтому новый проект, который стартовал в Шанхае, предусматривает, что абитуриенты будут иметь право подать заявление не в один университет, как это сейчас, а в два и сразу на три факультета. Казалось бы, это очень маленькое послабление, но это в любом случае некоторая вариативность. Уже будет у абитуриента возможность выбора. Сейчас этого выбора нет. Вот они сдали экзамен, получили за этот экзамен определенное количество баллов и ждут, какой университет примет их с таким количеством баллов. Иногда они вообще не получают места. Если они получили от 87 баллов и выше, то место в каком-то из университетов им гарантировано. Никогда это не будет рядом с домом, разве что в редких случаях. Но они, хоть это для них большой стресс, готовы уехать за тысячи километров от дома, лишь бы их приняли. Вот это конкуренция.
 
Галина Паламарчук:
 
— Эта стрессоустойчивость потом помогает им как-то в жизни? Или кто-то ломается?
 
Игорь Смирнов:
 
— Ко мне приходят студенты на третьем-четвертом курсах, когда они заканчивают бакалавриат и переходят в магистратуру. Когда они пишут тематические задания, сочинения, то вольно или не вольно, не целенаправленно (я никогда не задаю такие прямые вопросы) самым большим стрессом считают в своей жизни именно сдачу экзамена для поступления в университет. Для них это жуткий ад, который они испытывали на протяжении нескольких лет, готовясь к этому экзамену, потому что экзамен комплексный, в него входят несколько предметов. Это все очень долго происходит, как все в Китае: еще с времен Конфуция, как тогда ученые защищали свои диссертации? Не было ни Интернета, ни книг, как, например, у нас. Конфуций говорил так: «Все, что человек имеет, — только в его голове». Были специальные конфуцианские центры, куда в монашескую келью ученый, который собирался защитить диссертацию, помещался на месяц. У него была только бумага и кисть, чтобы писать иероглифы. Ему подавали еду, но он не общался ни с кем. И вот после этого месяца диссертация шла на рассмотрение союза мудрейших. Вот это была защита! Правда, здорово? Тогда ты не мог пользоваться чужими мыслями и только сам должен был конструировать ту модель, которую бы хотел представить ученому совету.
 
Галина Паламарчук:
 
— Почему тогда Китай долгое время, да и сейчас, берет чьи-то копии, новации, бренды. Все разбирается до винтиков и копируются, а потом отдается на поток. То есть они не сидят сейчас месяц в келье, не изобретают что-то свое, уникальное.
 
Игорь Сиирнов:
 
* Конфуций, порох, счеты, компас и прочее – древний мир. Потом настало время закрытости общества. Началось это с момента, когда Запад пришел в Китай, и китайцы увидели агрессивность Запада. Вот когда они увидели эту агрессивность, и Запад захотел превратить Китай в свою колонию (опиумные войны шли для того только, чтобы использовать китайские территории для выращивания опиума), вот здесь они поняли, что если дальше так будет продолжаться, то страны самостоятельной, сильной, суверенной, с научным потенциалом не будет, и тогда китайцы пошли на закрытие своей страны. В 1922 году была образована Компартия Китая, она не справилась тогда с Гоминьдан, началась японская агрессия, это 1936 год, и борьба с японцами. Наконец, это помощь Красной армии, которая помогла освободить Китай. Китай стал строить свое коммунистическое общество по образцу Советского Союза. Я бы так сказал. И это продолжалось до конца 70-х годов. Китай был очень закрытой страной, даже коммунистический Китай. Потому что время Мао – это время своих идей, это время культурной революции, это время, когда они сами делали внутри свою революцию, опираясь на идеи Ленина, Сталина, Карла Маркса. Но это их идеи! Вот такая у них история. Каждый студент обязан это выучить, причем очень четко и точно, и знать все съезды китайской Коммунистической партии до Дэн Сяопина. Дэн Сяопин в 1978 году провозглашает новую политику, он видит, что так дальше нельзя, но время упущено, потому что технический прогресс в 78-80 годы совсем другой. И поэтому, когда мы говорим, что они переняли очень многое у других, мы понимаем, что они наверстывали таким образом упущенное — они упустили время технического прогресса, увлекшись своей классовой борьбой. В Китае очень сложная была ситуация с интеллигенцией. Ведь Мао Дзэдун решил, что интеллигенция пропитана буржуазными идеями, и отсылал всех на исправление в деревню, в сельхозкооперативы. Они должны были там учиться реальной жизни. Поэтому о каких новшествах, о каких инновациях и развитии науки в то время шла речь? Не было этого. Весь этот период, свыше ста лет, ничего в Китае не делалось. Они делали только свою революцию.
 
И поэтому, когда Ден Сяопин провозгласил политику открытого общества, конечно, они увидели другой мир. И первое соприкосновение с миром – это Соединенные Штаты. Вы знаете, мне очень хочется сказать, что китайцы любят Россию, они, действительно, любят Россию. Они говорят так: «Мы с Россией сердцем». Назревает вопрос: а с кем они умом? А головой они с Соединенными Штатами. Мне, как преподавателю российскому, говорить об этом приходится с прискорбием. Большинство, подавляющее большинство китайских студентов, которые заканчивают бакалавриаты и даже те, которые заканчивают магистратуру, я полагаю, что это может быть даже порядка 90 процентов, они все хотят продолжать обучение в Соединенных Штатах Америки. Некоторые из них поедут в Европу: в Германию, во Францию. Если кто-то поедет в Россию, то это просто будет исключение.
 
Галина Паламарчук:
 
— Что они хотят там почерпнуть?
 
Игорь Смирнов:
 
— Их привлекает там, как они считают, свобода. Но это очень спорный вопрос по поводу свободы. Я обычно им говорю: «Свобода в Америке для того, у кого есть средства». Если средств финансовых нет, то и свободы для тебя там нет, или она чрезвычайно ограничена. Но их привлекает свобода, потому как они считают, что сейчас их общество находится под большим контролем, под прессом Коммунистической партии, и свободы истинной в Китае нет. Что фактически так и есть. Это на самом деле правда. Но большинство китайцев хотят получить в Соединенных Штатах или на Западе образование по специальности, и подавляющее большинство, чего раньше не было, хотят вернуться назад в Китай. И возвращаются в Китай. Статистика говорит об этом: они не остаются уже на Западе, они возвращаются в Китай. На Западе работают рестораторы, обслуживающий персонал, но большинство все-таки хотят снова вернуться в свою страну. Они искренне любят Китай, искренне, так, что патриотизм пронизывает все их существование. Насколько они гордятся своей древней культурой, своей историей, своими памятниками архитектуры, которые вошли в список всемирного культурного наследия Юнеско! Насколько они гордятся своей кухней, своим образом жизни и тем, что они могут предъявить современному обществу: мы — семья! Это их традиционные ценности, которые в Европе, на Западе, где-то на периферии уже считаются не модными, отсталыми, древними, а они сохранили общество таким образом. Это, конечно, дорогого стоит, потому что, несмотря на то, что китайцы «на кухне» критикуют Компартию, критикуют систему, тем не менее, они очень гордятся своей родиной. Даже говорят так: «Несмотря на то, что у нас запрещено писать, говорить критические замечания в адрес своей страны, мы все равно любим Китай».
 
Галина Паламарчук:
 
— Как интересно преломились коммунистические идеи в Китае: казалось бы, они направлены на заботу о каждом, на равенство. Коммунистическая идея дала каждому шанс. И не более того. Если ты им не воспользовался, значит, для тебя, как в Америке, не существует ни того, ни другого, ни третьего.
 
Игорь Смирнов:
 
— Да, Вы знаете, это поразительно. Я каждый раз думаю, какое же все-таки в Китае общество? С точки зрения управления, оно однозначно коммунистическое. Да, конечно, там существует диктат Коммунистической партии и коммунистических органов. Потому что главный человек на факультете – это не декан, а секретарь партийной организации. Равно как и в университете: главным является не президент университета, а секретарь партийной организации всего университета. От этого зависит и отчетность, и контроль, и надзор. Но с другой стороны, существуют на самом деле некоторые моменты индивидуального или даже индивидуалистического капитализма. В чем они проявляются? В этом «социальном лифте»: у тебя есть локти, пробивная сила, голова, и если ты хочешь достичь цели, ты ее можешь достигнуть. Очень интересный момент. После окончания университета любой человек с дипломом имеет право основать свое дело, только зарегистрировав фирму. Никаких согласований с другими органами: ни с санэпидемстанцией, ни с госпожнадзором, ни с другими службами. А дальше работай на протяжении трех лет без уплаты всякого налога. И это нормально, потому что сначала человек, предприниматель должен встать на ноги. Думается, что это замечательный посыл к развитию предпринимательских качеств человека. И китайцы пользуются этим. Они все очень хорошо и много работают. Вообще, китайцы – очень трудолюбивая нация, я убедился в этом. И студенты очень ценят в человеке трудолюбие. Если на первом месте среди качеств, которые они ценят – сердечность и доброта, то на втором месте – трудолюбие. Китайцы верят, что трудом можешь многого достичь. Для большинства студентов среди западных людей является примером Стив Джобс, он для них просто икона.
 
А среди их, китайских предпринимателей, – это основатель интернет-магазина, этой огромной империи «Алибаба» Ма Ян. Он абсолютно обычный парень, который стал изучать английский язык, подходя к гостиницам, в которых жили иностранцы, начал разговаривать с ними, затем бесплатно для иностранцев стал проводить экскурсии по своему родному городу и таким образом выучил английский язык. Потом стартовал с маленьким магазинчиком, потом изучил всю эту систему хай-тек, перешел в Интернет и основал фирму, которая сейчас является самым крупным интернет-магазином с оплатой всех услуг, какие только возможны. Вот для них – это образец, образец того, как человек может развернуть свою деятельность. Коммунистическая партия ему как-то не помешала.
 
Значит, в Китае существует некий симбиоз одной и другой систем. От своих традиционных ценностей китайцы отказываться не хотят. Вместе с тем вестернизация китайского общества очень-очень сильная. Она несет некую опасность. Китайцы ведь не привыкли пить кофе, потому что кофе для них напиток горький, не вкусный, и они не горят желанием его употреблять. Китайцы не привыкли пить кока-колу, и до сих пор на площадях перед супермаркетами устраивают промо-акции для того, чтобы рекламировать кока-колу или пепси-колу. И некоторые китайцы еще с опаской к этому относятся, особенно жители некрупных городов. И я обычно говорю китайцам: «Ну, подождите! Когда вы впустите кока-колу, вы впустите и другой образ жизни». Я спрашиваю у студентов, когда произошла их первая встреча с западной культурой. И они говорят, что первая встреча китайского ребенка с западной культурой произошла со дня рождения. Потому как детское питание родители пытаются покупать импортное.
 
Галина Паламарчук:
 
— Китайцы не могут делать свое?
 
Игорь Смирнов:
 
— Могут, но нет полного доверия. Был огромный скандал в Китае, когда из-за отечественного детского питания погибли несколько тысяч малышей. И вот из-за того, что производители иногда добавляют самые вредные вещества, доверия к отечественному продукту нет. И китайцы стараются покупать импортное детское питание, хотя это значительно дороже, может быть, раза в два. Поэтому первая встреча – это детское питание, а вторая – это посещение Макдональдса. Для них это что-то необычное, потому что китайская кухня совершенно другая, а тут родители приводят малышей в ресторан, где и кресла другие, и столы, и музыка другая, и где можно сидеть, и где официант подойдет и подарит ребенку еще какую-то безделушку. И, Вы знаете, это так влияет психологически, у них сразу просыпается интерес и даже некое обожествление западной культуры. Ведь мы тоже через это все прошли в свое время. Поэтому тяга к необычному, к западному, к Америке, к демократии, к свободе выражения своего мнения, к иному образованию (образование на Западе, естественно, другое, сама подача фактов совсем иная, чем в Китае) — все это привлекает их. Отрадно, что китайцы хотят получить эту дозу образования западной культуры, а потом все-таки вернуться к себе и жить у себя в стране и осуществить свою китайскую мечту. Мы слышали об американской мечте, а китайцы говорят, что у нас есть своя. И их мечта простая: человек должен быть счастливым. И они хотят быть счастливыми людьми.
 
Галина Паламарчук:
 
— Они доверяют товарам своего производства? Машины, одежда?
 
Игорь Смирнов:
 
— Конечно. Китай – это единственная страна, где производится все. Потому что западные производители имеют заводы в Китае. В Чиндао, например, парк такси только из «фольксвагенов». Потому что там есть завод, который их производит, и они все на службе у китайского народа. Все марки машин, вплоть до японских, производятся в Китае. И китайцы покупают их с удовольствием. Далее: все бренды моды, включая спортивные, – все шьются в Китае. Поэтому там есть все, и оно точно такого же качества, как мы покупаем у себя или в Европе. Но, однако, многие китайцы, которые не имеют доступа к известным брендам, делают подделки. Мы, наверняка, наслышаны, что есть и подвальные, и подпольные предприятия. Да, в Китае производится все, но это стоит в два раза дешевле и качество совершенно другое, конечно. А отличить это можно так же, как у нас: либо ты на рынке покупаешь, либо – в фирменном магазине, где качество гарантируется. Если ты покупаешь в подвале за 20 юаней, то и качество будет ровно на 20 юаней, полгода, может, и продержится. В Китае есть все на любой кошелек, на любой вкус.
 
Галина Паламарчук:
 
— И в завершение: Вы сказали про счастье. В большинстве своем китайцы счастливые люди или нет?
 
Игорь Смирнов:
 
— Да. Ведь по статистике знаменитого института Гэллопа, 50,9% китайцев считают себя счастливыми. Но это еще не все, потому что 13% считают себя очень счастливыми. А кто же несчастен в Китае? Большая цифра – 15%. Я, к сожалению, не могу сказать, сколько россиян себя считают счастливыми либо несчастными, но мне кажется, что отношение к счастью и понятия счастья в Китае и в России очень разные. Главная черта китайцев: довольствоваться тем, что у тебя есть, и радоваться этому. Любимое пожелание китайцев: «Пусть твое благосостояние увеличиться в следующем году!» Если что-то прибудет, будешь вообще счастливым человеком.
 
На сознание китайцев влияют, конечно, разные религии. Но религия в Китае – особая. Это не христианство, конечно. С одной стороны, это идеи Конфуция, которые можно считать даже не религией, а философией, догмой, как угодно, и, конечно, Даосизм. Название происходит от слова «дао», а «дао» – это путь. Китайцы верят, что у каждого человека есть особый предопределенный небом путь. И человек должен только следовать по этому пути. Даже если он постарается изменить что-либо, свернуть с него вправо или влево, то ничего, кроме стресса, неприятностей, трагедий не будет. Он все-равно вернется после этого на свой путь, предназначенный ему Дао. Поэтому трепыхаться или что-то менять в своей жизни ни к чему. Ты должен четко осознавать – вот твой Дао, и идя по нему, ты будешь счастливым до конца жизни.