Анатолий Комарицын: «Я горжусь тем, что по моей вине не было ни аварий, ни гибели людей»

6 июня прошлого года Анатолию Комарицыну исполнилось 70 лет, и тогда же телекомпания«ОРЕОЛ 47» записала интервью с ним.

Галина Паламарчук:
— Мы до эфира рассуждали, что для Вас значит юбилей, и пришли к тому, что это оптимистичный праздник – 70 лет для мужчины не возраст. Тем более для такого бравого офицера, как Вы.

Анатолий Комарицын:
— Это возраст, конечно, но когда ты можешь оценить все, что прошло, что ты сделал, когда активный труд закончился, и ты можешь строить то, что можно еще сделать в оставшееся время, когда есть ясное мышление, когда человек может физически сам передвигаться – тогда 70-летие — это счастливый светлый праздник.

Галина Паламарчук:
— Судя по Вашей биографии, Вы каждый период своей жизни ставили перед собой фундаментальные, стратегические задачи. Сейчас так много внимания уделяется Русскому географическому обществу. Вы много лет возглавляли это в тот период, когда это было сделать трудно, когда не было повышенного внимания государства. За счет чего Вам удалось в тот период – начало девяностых годов — сохранить то, чем Русское географическое общество сейчас гордится?

Анатолий Комарицын:
— Так сложились наши 90-е годы, что Общество стало не нужно никому, в том числе Академии наук – его никто не финансировал. Главное было — не дать разрушить, не дать растащить, сохранить ученых, которые на общественных началах работают в Обществе. Они не получали там зарплату, и я, как президент Общества, не получал ее. Было 24-26 человек, которые получали мизерную зарплату — меньше прожиточного минимума. Но тем не менее работали все направления, все секции. Я даже читал лекции детям про флот, по крайней мере, про то, что знал. Сейчас Министерство обороны и Русское географическое общество многое делают — спонсоры есть хорошие. А у нас не было бюджета, его нельзя было планировать. Мы не сделали за свой счет ни одной экспедиции, но мы поддерживали свое знамя, поднимали флаг Русского Географического общества на частных коммерческих экспедициях, которые поддерживали его. То есть Общество продолжало жить. Некоторые сподвижники даже не были членами Общества, но старались поддерживать нас своими делами под эгидой географического общества. Как правило, это были знакомые мои и тех профессоров, которые были в Обществе. Мы опускались в Северном Ледовитом океане на дно, ставили флаг и потом делали отчеты у нас в Обществе. И нам было радостно. Мы сделали что-то (крышу покрыли, поменяли фановые трубы) и радовались, что достали 5 млн рублей на эти трубы. Помогали наши сподвижники из Законодательного Собрания.

Галина Паламарчук:
— В нынешнем современном мире роль Географического Общества какая?

Анатолий Комарицын:
— Она остается прежней. Вы вспомните, как преподавали географию в последнее двадцатилетие. У меня внучка старшая в этом году заканчивает университет, другая – 9 классов закончила, еще одна – два класса. Так вот, они про географию знают то, что Земля круглая, и знают тот город, в котором живут. А зачем знать что-то еще?! Есть же Интернет. А вот сейчас красота нашей России отражена в фотографиях, этнос тоже, фото замечательные, и это великое дело, когда возможности идут на благое дело. Поэтому все остается, как прежде: довести информацию максимально до людей. По телевидению, я думаю, все смотрят передачи про нашу Родину. Это уже хорошо. А если бы об этом еще прочитать, было бы совсем хорошо. То есть нужно всеобщая географическая образованность. В Уставе Общества, которое было создано в 1845 году, ничего не изменилось.

Галина Паламарчук:
— Что Вы еще ждете от Общества? Инициатором чего оно должно еще выступить?

Анатолий Комарицын:
— Я думаю, что больше надо обратить внимания на детское обучение. Раньше у нас в Питере был лекторий для детей и студентов. Взрослым зрелым людям не надо ничего уже рассказывать, они сами должны понять, что они знают и что хорошо бы знать. А вот детей, юношество нацелить надо обязательно. А то у них на уме одни гаджеты. Я служил на Камчатке 25 лет, очень красивый край. Я много где был, в разных странах. Везде своя красота, но наша красота лучше.

Галина Паламарчук:
— В Вашей биографии написано, что примерно три года Вы провели под водой. Так? Вы сами считали?

Анатолий Комарицын:
— Я думаю, что большой неправды там нет, примерно так и получается. Мы начинали ходить в море еще курсантами, 1,5-2 месяца в год. Как все подводники, я был засекречен, когда приехал сюда, и никто меня не знал, кроме моих одноклассников, которые здесь уже служили. Поэтому я доказывал, что у меня есть, а не то, что про меня рассказывали и писали. Я служил от курсанта-стажера до командующего флотилией, и все на одном полуострове в одном регионе. У нас был очень умный, очень требовательный командующий флотом Эмиль Николаевич Спиридонов, к советам которого я прислушивался.

Галина Паламарчук:
— Но все-таки Вы променяли Камчатку на Гатчину. Какое очарование Вы нашли в Гатчине? Это ведь сухопутный город.

Анатолий Комарицын:
— Нет, Вы не правы – Гатчина не является сухопутным городом, хотя и находится в некотором удалении от морей. Гатчина – это какой-то кокон, в котором – первая морская авиация, первая авиационно-морская школа, испытание серийной подводной лодки на Белом озере. Здесь все связано с морем. А полторы тысячи стариков-пенсионеров? У нас нет такого помещения в Гатчине, чтобы всех их собрать. Парашют на флоте тоже стал использоваться как устройство, которое выбрасывали за борт, и он тормозил, когда особенно на мель несло парусник. То есть мысль двигалась вперед быстрее, чем можно было создать. Гатчина – это сухопутный город, который двигал вперед морскую науку, морские средства, которые разрабатывались. Здесь шесть или семь предприятий работали на флот, когда я служил здесь. И наше, кстати, морское собрание — самое активное не только в Ленинградской области. Мы входим в Ассоциацию морских собраний России, и нет ни одного года, чтобы нас не ставили в пример. У нас есть единственный в стране такого вида кадетский класс. И у нас так построена работа, что все происходит с согласия людей, нет никакой обязаловки.

Галина Паламарчук:
— Вы в свое время выступали с докладом по озеру Байкал «Озеро Байкал – экологическая модель мирового океана». Это было примерно лет 15 назад…

Анатолий Комарицын:
— Это было в ЮНЕСКО, когда я делал доклад, зал был полный. Потому что нашу страну там вообще не знают, особенно африканцы, американцы. А тем более про Байкал. Знают, что такое есть и все. Был период, когда полковник Дриженко исследовал Байкал и описал его. С того момента, начала 19-го века, велись систематические наблюдения, и за этот период Байкал прирастал в своем зеркале на 2,3 -3 см в год. Это сделало возможным смоделировать, что же будет дальше. Ученые предположили, что примерно через 700-800 лет, возможно, вода прорвется и затопит низменности (Монголию). Сначала все забегали, а потом успокоились. Байкал находится на возвышенности, и если где-то получатся ворота, то вода пойдет, и все реки будут в него собираться. Сейчас нулевое прирост, даже обнаруживают уменьшение зеркала. Сказывается вырубка лесов, строительство дорог, а если учесть, как это все по-варварски делается, то ничего удивительного. Здесь государство должно показать свою власть. А если все будет продолжаться так, как сейчас, то мы не увидим пятого океана. Об этом я докладывал. Юнеско объявил Байкал своей зоной, но это очень хорошо для нас. Мы сделали через ЮНЕСКО Всемирный день гидрографа 22 июня. Все последние открытия были произведены с моря, часть суши тоже изучали с моря. Разрушение береговой черты всех водоемов показывает то, что происходит в земной коре. И при этом День повара есть, а Дня гидрографа не было. Океан изучен всего на 6-9% и то – прибрежные океаны, а океан – кладезь всего будущего.

Галина Паламарчук:
— Мы много говорим сейчас про газ, про нефть, следим за котировками, а вместе с тем все больше понимаем, что переживать-то нужно за качество воды, за объем воды на планете. Будущее человечества связано именно с этим.

Анатолий Комарицын:
— На Камчатке есть долина гейзеров. Это природное явление. А сколько накручено? В каждой захудалой деревне крутили скважины, и шла горячая вода — термальный источник. При таком бесхозном употреблении горячей воды из источников в те года, когда я там был, данные ученых были такие: через 30 лет горячих источников на Камчатке не будет. У нас, у подводников, там была зона отдыха. И температура выходящей воды за 25 лет стала на два градуса меньше, хотя там выходил кипяток – 96 градусов. И тогда стали требовать запрещать скважины. А долина гейзеров – это что-то изумительное! Я не был в Исландии, но зато я был в долине гейзеров!

Галина Паламарчук:
— За что вы любите море? Это же такая опасная стихия.

Анатолий Комарицын:
— Кто-то идет в горы, как альпинисты. Горы завораживают. Меня тоже завораживают горы. Я на Кавказе бываю почти каждый год, и горы меня завораживают. А океан… Необузданная сила. Волны, когда ты уходишь под них, тебя накрывают! Наверное, потому люблю море, что родился в семье моряков, на берегу моря, где прошло детство, юность. Родился в городе Советская Гавань, потом учился во Владивостоке, служил на Камчатке. У меня, кроме океана, ничего не было. Я люблю океан, люблю море. Думаю, что я знаю его, отношусь к нему уважительно, поскольку тот, кто неуважительно относится, гибнет. Это стихия. И надежда только на себя самого, на то, как ты обучил свой экипаж. Я горжусь тем, что по моей вине не было ни аварий, ни гибели людей.

Галина Паламарчук:
— Но какая особая романтика в подводном флоте? На полгода уходить в море.

Анатолий Комарицын:
— Нас так, наверное, воспитывали. На пятом курсе нас делили на подводников и надводников, и многие ребята отказывались идти в подводники. Кому-то жены запрещали (нас семеро холостых ребят из 93-х выпустилось). Отец у меня был катерник, я детство провел с ним на катерах. Сам я попал на крейсер, а потом оттуда ушел в училище. Пока учился, побывал на всевозможных суднах. Было время, когда я на десантной барже развозил продовольствие – был штурманом в качестве практики. Повидал многие места: бывал на Хабомаях, Шикотане, на Курильских островах – в море все красиво, словами не описать.
После четвертого курса были на лодках. Я занимался делом: сдавал устройство лодки, по специальности. Как-то раз на этой лодке (С-228) был капитан 2-го ранга Шатов. У меня заканчивалась практика, я должен был идти в отпуск, но я пошел вместо отпуска с ним. Прошел «школу мужества», так сказать.

Галина Паламарчук:
— Вызов самому себе?

Анатолий Комарицын:
— Да, нет. Я не ставил перед собой недостижимые задачи, чтобы не ходить по головам товарищей. Меня просто выбирали, потому что я доказывал право на это своей службой и не сачковал, как говорят на флоте. Когда у меня все складывалось, меня посылали учиться. Хотя учиться не хотелось. Но я потом тоже так же делал: когда вернулся после академии генерального штаба, то всех своих заместителей провел через академию генерального штаба. Всем ли это надо было? Не знаю. Но все они стали адмиралами в итоге. Все они получили кругозор, знакомства.
Я про свой подводный флот могу долго рассказывать. Он мне до сих пор нравится, иногда снится.

Галина Паламарчук:
— А что может снится?

Анатолий Комарицын:
— Кто-то сказал: «Мне снятся подлодки, мне снится вода и запах резины. Цветы – никогда».

Галина Паламарчук:
— Все правда в этом стихотворении?

Анатолий Комарицын:
— Да.

Галина Паламарчук:
— Я читала, что в вашу бытность оформлялась заявка по поводу континентального шельфа в Северном Ледовитом океане. Каковы перспективы России?

Анатолий Комарицын:
— Карта 1998 года была признана самой лучшей и самой точной по рельефу дна Серного Ледовитого океана. И на основании этой карты мы отстояли, что хребет Гаккеля, Ломоносова и еще третий, не могу вспомнить название, — все является нашим. Кроме этого, серая зона с Норвегией была 555 тыс. кв. км, если мне не изменяет память, сократилась до 65-ти – т.е. все это стало нашим. Мы получили сертификат лучшей карты мира и большое спасибо от государства.
10 лет ученые и картографы занимались этим делом. Это было очень сложно. И мы сами не верили, что сможем доказать. И доказывали-то мы около пяти лет. Я считаю, что это заслуга военной гидрографии и геологии. Также как мы добились, чтобы Охотское море стало внутренним морем. Сейчас также, может быть, с Курилами получится. Замеряемся с Японцами и, может, еще 200 миль к нашим водам будет наша территория.
Насколько я помню, геологи, занимаясь изучением Камчатского шельфа, нашли там и белую нефть, и редкоземельные металлы, и золото. Но добыча этих ископаемых превышает стоимость самих ископаемых. Но все равно скоро мы перейдем к тому, что добывается со дна океана. Земля вся изучена.

Галина Паламарчук:
— Оглядываясь на те 70 лет, которые Вы прожили, что Вы доказали самому себе?

Анатолий Комарицын:
— Что в принципе я могу многое. Не могу научиться музыки, научиться рисовать. Но все остальное… Например, я окончил высшую математическую школу при Сибирском отделении наук с золотой медалью. Т.е. те задачи, которые я ставил перед собой, я выполнил.

Галина Паламарчук:
— Какие новые задачи перед собой Вы ставите?

Анатолий Комарицын:
— Вырастить внуков: девушек выдать замуж, а парень, чтобы определился и вырос со стержнем. Но это значит, что еще лет 15 надо активно пожить.