Анатолий Хилько: «Ты стоишь на передовой, а за спиной огромная страна, которой ты нужен»

Елена Гордиенко:
- Анатолий, Вы вернулись домой и уже демобилизовались?

Анатолий Хилько:
- После ранения меня уволили, теперь нахожусь в запасе, я гражданский человек. Младший сержант запаса. Звёзд не получал: высшего образования нет.
Служил по контракту с 2006 по 2009 год. Когда началась специальная военная операция, решил, что чем-то смогу помочь ребятам и добровольцем пошел в апреле 2023 года. Под мобилизацию я не попадал. Это сугубо мое решение.

Елена Гордиенко:
- Идти или не идти добровольцев в зону специальной военной операции - Вы раздумывали долго?

Анатолий Хилько:
- Может быть, месяц-полтора, хотел закончить свои дела, чтобы идти со спокойной душой, чтобы ничего здесь не держало. Родственники поддержали. Учитывая то, что я сам родом с Донецкой области, с Макеевки. Родился там во времена СССР. Сейчас там происходят боевые действия, это тяжело, я думаю, что люди, которые там живут и жили, не должны страдать. Все равно это наша земля, мы должны помогать, чтобы прекратили там стрелять.

Елена Гордиенко:
- Звучит, как парадокс: надо стрелять, чтобы не стреляли?

Анатолий Хилько:
- Любые конфликты все равно заканчиваются миром. Будем надеяться, что все договорятся и будем жить мирно.

Елена Гордиенко:
- В вашем понимании, на той стороне - враги?

Анатолий Хилько:
- Нет, мне кажется. Там братья-славяне наши. Все же была одна страна - СССР, все жили более-менее дружно. Все равно всех жалко. И русских жалко, и тех людей тоже жалко, и украинцев жалко. Гибнут люди. Это страшно, тяжело. Неважно, враг он - не враг, это человек.

Елена Гордиенко:
- Какая-то подготовка была, прежде чем Вы попали в зону СВО? Вас учили стрелять, держать оружие?

Анатолий Хилько:
- Конечно. Это было в апреле 2023-го. Я подписал контракт, мы отправились туда, где сейчас происходят военные действия, в основном, Курская область. Там были лагеря, мы изучали тактику, стрельбу, огневую поддержку, эвакуацию, медицину. Месяца два- три. После этого мы отправились непосредственно на боевые действия. Подготовка хорошая была, много занятий: и ночные, и дневные, и тревоги. Мне проще это давалось, я уже служил по контракту, знаю, каково это. Но у нас были ребята, которые, например, не служили вообще и по своей инициативе пошли защищать. Не было военного билета, они изъявили желание. У меня есть товарищ из Санкт-Петербурга. Он жив, здоров, у него четверо детей, и несмотря на это, он все равно пошел.
Я ребятам своим, кто у меня в подразделении был и есть, всегда говорил: «Ребята, вы оставили детей, жен дома, пошли защищать Родину, чтобы ваши дети, жены, может, у кого-то и внуки, не видели этого ужаса. Вы для меня все герои. Неважно, придете вы с медалями, придете без медалей, вы вернетесь, и для своей семьи вы уже герои».
Я всегда их поддерживал. Я был командиром огневой поддержки, участвовали в штурмах - без этого никуда. Самое главное для командира - это именно поддержка каждого солдата. У всех разный психологический настрой, физическая подготовка, но мы все - одно звено, все должны работать вместе.

Елена Гордиенко:
- Раньше в советской армии этим занимались политруки, которые объясняли, зачем это нужно.

Анатолий Хилько:
- Сейчас тоже есть люди, которые отвечают за это. Да, мы подписали контракт, уже заранее сами понимали, зачем идем. Но все равно идет объяснение, идет мотивация, что все у нас будет хорошо, все мы вернемся домой. И все-таки люди изначально прекрасно понимали, куда они идут и зачем.

Елена Гордиенко:
- Потому что мы очень долгие годы жили в мирной стране. Никто не ожидал, что это будет от соседей.

Анатолий Хилько:
- Это длится уже достаточно долгое время, затяжной конфликт. Нам надо пытаться, надо двигаться дальше. Сейчас я ранение получил, меня уволили, но я до сих пор в раздумьях, чем я могу еще помочь. Есть вероятность, что сейчас подлечат меня, подлатают, и пойду обратно.

Елена Гордиенко:
- Семья, Вы сказали, Вас поддерживала. Были какие-то сомнения? Вас тговаривали?

Анатолий Хилько:
- Безусловно. Мама она есть мама, волновалась и говорила, специалисты другие найдутся и так далее. Мама тоже оттуда, с Макеевки. Я пытался объяснить ей, зачем: мы там жили, это все наше, там наши товарищи, знакомые, друзья.

Елена Гордиенко:
- Родственники у вас остались там еще?

Анатолий Хилько:
- Очень мало, большинство уехали. Остальные, увы, кто-то погиб, кто без вести пропал.
Поначалу было тяжелое общение с родственниками, именно со своими, с Макеевки. Были родственники еще в Мариуполе. Осуждали: говорили, что мы нападаем, но со временем, буквально год-полтора, и пришло осознание, что происходит, что действительно правда, а что неправда. Информационная война очень сильная. Нам говорят одно, там говорят совсем другое. Доходило до случаев, когда звонят и спрашивают: «Как вы там? У нас по телевизору показывают, что Санкт-Петербург взят».
Непонятно мне это. Я надеюсь, что рано или поздно это должно закончиться.
Самое главное, чтобы закончилось все миром, и все вернулись домой.

Елена Гордиенко:
- Любые конфликты рано или поздно заканчиваются. Что поддерживало в окопах?

Анатолий Хилько:
- У меня есть фотография жены, мамы. Мы все вместе сфотографировались перед тем, как я уезжал. Собака - тоже часть семьи. Иконочка была. Вот это и поддерживало. Мысли, когда знаешь, что они сейчас спокойно спят, они сыты, у них все хорошо. И ждут, безусловно, ждут. Была возможность, мы выходили на связь крайне редко, но получалось. Минута-полторы сказать: «Здравствуй, мама! Все хорошо, я жив здоров, работаем». Самому услышать родной голос, что они меня услышали. Как говорят у нас, военнослужащих, иногда, если не звонят, даже хорошо, значит, все в порядке, все хорошо.

Елена Гордиенко:
- Ваших сослуживцев тоже поддерживала вера, что их ждут дома? Или что-то другое?

Анатолий Хилько:
- У каждого свое. Некоторые люди, что греха таить, идут из-за финансовой поддержки. Посмотреть сейчас, сколько платят за подписание контракта - это очень большая сумма. Некоторые, например, при зарплате 40-50 тысяч не видели разово таких денежных средств. Помочь родителям, помочь семье финансово, и при этом помочь стране одновременно.
Но, повторюсь, неважно, зачем они пошли туда. Они все равно для своей семьи герои и для меня они – герои, они молодцы. Пошел ты из-за денег, по религиозным соображениям либо патриотическим - неважно. Ты пошел - это очень большой шаг.

Елена Гордиенко:
- Выплаты - это правильноЮ на Ваш взгляд?

Анатолий Хилько:
- Не мне об этом судить, честно говоря. Правительство решило, значит, так должно быть.

Елена Гордиенко:
- Многочисленные фонды, которые собирают посылки для военнослужащих в зону СВО, - это нужное дело? Женщины плетут сети маскировочные, носки вяжут, дети пишут письма…

Анатолий Хилько:
- Это, как минимум, душу греет. В Гатчине Фонд «Защитники Отечества» есть, еще в Коммунаре. Я приезжал, посещал. Там при церкви женщины делают халаты, какие-то сухие пайки, сушат овощи, фрукты, свечи делают. Сухой душ - я раньше не знал о таком, пока не побывал на СВО. Действительно, очень удобная вещь: 100 граммов воды - и можно вымыться, вымыть руки, лицо помыть. Воды там немного, иногда нет возможности ее набрать. Воду экономят. Поэтому сухой душ - это прекрасная вещь. Фонд защитников Отечества часто отправляет посылки. Я знаю, что они сотрудничают со многими организациями, которые также помогают. И то же самое в Коммунаре. Когда мы приезжали, там женщины подошли, которые шьют маскировочные халаты, сети плетут, спрашивают, правильно ли они делают. Какие-то моменты я подсказывал. Также сказал, что не важно, как вы это делаете. Самое главное - это поддержка человека, то, что незнакомый человек мне что-то прислал, какое-то письмо написал с благодарностью и так далее. Это уже приятно. Все, что присылают, что собирается в тылу, рисунки ребятишек – это, действительно, нужно, это сильная психологическая зарядка.
Там надо побывать, чтобы все это почувствовать. Присылают сети, например, да, мы их дорабатываем, что-то доделываем, но те, кто их посылает, делают бескорыстно. Просто помочь ребятам - это дорогого стоит. Ты стоишь на передовой, а за спиной огромная страна, которой ты нужен.

Елена Гордиенко:
- Про Фонд «Защитники Отечества» Вы начали говорить. Вы можете рассказать, каков Ваш опыт общения с фондом?

Анатолий Хилько:
- Кураторы Фонда помогают с документами, помогают найти людей, какие-то связи, куда-то позвонить, где-то организовать встречи. К примеру, какие-то вопросы по юридической части решить. Я, например, в этом вообще ничего не понимаю, и мне проблематично что-то объяснить человеку. Разъясняют некоторые моменты, по крайней мере, куда обращаться, потому что документооборот очень большой. И я, например, не всегда понимаю, какую бумагу куда нести. Я в комиссариат ходил, записался, чтобы подать документы. Ждал неделю, понимая, что много людей. Но потом просто позвонил куратору в Фонд «Защитники Отечества», и мне перезвонили, я пришел, отдал бумагу без очереди и прошел.
В ответ я также периодически помогаю, чем могу: отвезти людей в преддверии 9 мая, съездить развезти подарки ветеранам Великой Отечественной войны - это чисто моя инициатива. Не всегда же есть транспорт, а если у тебя есть возможность, то почему бы не помочь, не сделать.
Вот, в Выре было захоронение останков солдат Великой Отечественной войны. Позвонили, сказали, если есть возможность, просто приехать, поддержать ребят. Ребятам-инвалидам Фонд «Защитники Отечества» передавал транспортные средства. Тоже позвонили, попросили приехать, чтобы поддержать. У них сейчас тяжело с передвижением. А администрация плюс Фонд, я не знаю, кто выделил средства, предоставили машины для передвижения - это приятно, что Фонд, администрация Гатчинского округа заботятся о ветеранах боевых действий, участниках СВО, после демобилизации не бросают и поддерживают.
Меня приглашали еще в школу просто пообщаться с детьми. Сейчас это необходимо - не забывать прошлое, думать о настоящем, смотреть в будущее. Патриотизм у молодежи немного снизился.

Елена Гордиенко:
- С ребятами какого возраста, каких классов встречались? Какие вопросы задавали?

Анатолий Хилько:
- Много вопросов в плане обмундирования. Такие практические вопросы: что необходимо, что помогает, чем кормят?
Я по образованию пекарь-кондитер. Сейчас су-шефом после увольнения устроился. Я работал на кухне и понимал, что если в бою не помогу, то хотя бы накормлю вкусно. Это важный аспект, поэтому готовил ребятам. Здесь в мирной жизни нет такого сплочения и дружелюбия между людьми. Там ты понимаешь, что (может быть, как-то грубо прозвучит) сегодняшний день может быть последний, никто от этого не застрахован. И все пытаются держаться между собой дружно.
К примеру, у нас был штурм, и я вещи свои потерял: нет вещей - и все. Я в чем был, в том и остался, ни носков, ни нижнего белья, ни футболки, ничего. Ребята собрали, у кого что осталось. Люди готовы, буквально, отдать последнюю рубашку с себя, только бы помочь своему товарищу.
В первую очередь, заботишься о себе при ранении. Например, есть правило: не используй свою аптечку при ранении товарища, надо взять аптечку того, кому помогаешь, потому что, если что с тобой случится, и у тебя ее не будет, ты себе не поможешь. Как при авиакатастрофах: в первую очередь, просят надеть маску на себя, а потом помогать другим.

Елена Гордиенко:
- Эту военную науку Вам объясняли там или вы уже знали о таких сложных моментах?

Анатолий Хилько:
- Да. Если у него этого нет, а у тебя в достатке, тогда ты можешь использовать, но на свое усмотрение. Если у тебя есть обезболивающее, а у него нет, но у тебя только одно, и есть вероятность, что и ты сейчас будешь ранен, то лучше оставить себе.
По еде то же самое. Все мы дислоцировались с места на место. Все равно есть ребята на других позициях, которых мы не знаем, которые не с нашего подразделения, не с нашего полка, а с другой точки России и так далее. Ты к ним придешь, они тебя чаем напоят, сушки какие-нибудь дадут. Может, тушенки парочку банок дадут, но все равно накормят, поделятся, если у них есть это в достатке. И если бы у них этого не было, мы сделали ровно так же.

Елена Гордиенко:
- Информация, которую мы получаем из социальных сетей, из средств массовой информации, на ваш взгляд, 100-процентна? Или что-то не договаривают?

Анатолий Хилько:
- Иногда и хорошо, что не договаривают. А зачем смуту вносить? Как говорится - человек разумен, а толпа бесконтрольна. А так, информационная война очень сильная, до безумия. Мы, находясь там в окопах, по рации ловили частоты украинские. Я сам с Донецкой области, язык знаю, он не тяжелый, в принципе, понять можно. И там иногда говорят такие вещи, что думаешь - это о нас вообще?

Елена Гордиенко:
- Но вы же общались там с местными жителями, действительно в это люди верят?

Анатолий Хилько:
- Люди верят. Они не слышали другой точки зрения, они не видят ситуации.
Взять Мариуполь - как отстроили, да? Я смотрел новости, и у меня там родственник пожилой есть. И дороги хорошие уже, а были разбиты, и садики, и школы. Сейчас объездные дороги все ремонтируются, работа кипит. Это не так просто, плюс периодически прилетает. Но ПВО там работает хорошо, сейчас там тишина. Самое страшное - сидеть и ожидать, когда над головой что-то свистит, а ты не знаешь, пролетит оно, долетит - не долетит.

Елена Гордиенко:
- Как вы считате, в информационной войне победить можно?

Анатолий Хилько:
- Нет, нет. В информационной войне победителей не будет. Все равно кто-то будет говорить, что эти плохие, а эти хорошие. Другие наоборот будут говорить. Всегда найдется изъян. Человек всегда видит изъян, а потом уже хорошую сторону. Дом построили - хорошо, но окна не из того пластика, например. Всегда чем-то недовольны бывают люди.

Елена Гордиенко:
- Если бы у Вас была возможность, Вы бы вернулись? Сейчас Вы ограниченно годный, Вас комиссовали.

Анатолий Хилько:
- Сейчас, я думаю, меня жена не отпустит категорически. Для родных это напряжение: вернется - не вернется, а если вернется, то как? Целый, не целый. Это тяжело. В первую очередь, тяжело родным.

Елена Гордиенко:
- Когда Вы вернулись, работу сложно было найти по специальности?

Анатолий Хилько:
- По специальности немного проблематично, потому что руки немного подзабыли, как это все происходит, учитывая, что меня не было 1.5 года.
Но все постепенно возвращается.
Также Фонд «Защитники Отечества» периодически скидывает вакансии, помогает участникам СВО, кто не нашел еще работу либо собирается искать.
Даже когда я в отпуске находился, у меня есть товарищ в Санкт-Петербурге, он шеф-повар ресторана, так он мне периодически предлагал выйти на кейтеринг, чтобы и деньги подзаработать, и хотя бы отвлечься. Когда приезжают в отпуск, у всех разная ситуация: кто-то выпивает, чтобы снять стресс, кто-то в спорт уходит, кто-то дома просто сидит с семьей. Мне работа помогает. Я не могу сидеть дома.
Иной раз, когда приезжал в отпуск, по привычке вставал в пять утра, лежал и думал, а что делать сегодня? Не знаешь. Как так: ничего не надо - ни копать, ни идти. И тишина. Тишина была очень страшной поначалу, после ранения. Ведь на фронте чаще всего после затишья что-то происходило, и ты сидишь и ждешь, если тихо, понимаешь, готовится где-то вылет. Сидишь и секунды считаешь, приблизительно понимаешь, какие до противника расстояние.
Посчитал секунды, скорость полета снаряда. Если больше определенных секунд, значит, мимо пролетел. Дай Бог, ни в кого не попал. В мирной жизни это тоже осталось. Спать тяжело, все равно снится. Психологически это тяжело. Люди некоторые сильно страдают, кричат во сне. У всех по-разному. Меня жена пару раз будила, говорит: «Кто такой Береза? Ты кричишь».

Елена Гордиенко:
- А кто такой Береза?

Анатолий Хилько:
- Я даже не знаю. Кто-то с таким позывным. Ребята снятся, благо, они живы. Периодически, если есть связь, мы созваниваемся, списываемся.
Сейчас уже можно дружить. Поначалу ребята, которые уже прошли, давали советы - не заводите друзей, тяжело терять. Ты привязываешься к человеку, и, если ты видишь, что он ранен, инстинкт - помочь ему, но он погибает. Если у тебя есть возможность подойти, ты подходишь. Если нет возможности, надо, стиснув зубы, перекреститься, закрыть глаза и идти дальше. Все по ситуации. Я повторюсь, не всегда надо заводить друзей, это тяжело.

Елена Гордиенко:
- Психологи, к которым обращаются вернувшиеся домой ребятята, в состоянии помочь?

Анатолий Хилько:
- Помогают, и хорошо помогают. Они именно работают. Я общался с двумя. И один, и второй говорил, практически, одну и ту же фразу, что пока ты не отпустишь, это не пройдет. Это, скорее всего, навсегда, но надо отпустить. Психологи технику показывают с дыханием, например. От Фонда «Защитники Отечества» мне давали бесплатный сертификат на солевые ванны: в полной темноте ты лежишь в этой ванне, соль и магний помогает. Ты расслаблен, музыка играет. А мне страшно стало, очень страшно. Мне приоткрыли дверь, я говорю: «Не могу!». Темнота, замкнутое пространство, мне тяжело.
Я после ранения боялся в лифт зайти. Один раз только на лифте ездил. Раньше такого не было, а тут после ранения буквально на второй день мы поднимаемся на лифте на пятый этаж с товарищем. Лифт резко останавливается, я глаза открываю - и уже под капельницей лежу. Может, сознание потерял, может, давление, перегруз какой-то, может, просто испуг. После этого я боялся зайти в лифт. Я на пятый этаж со своей травмированной спиной и ногами поднимался по ступенькам. Страшно признаться в этом, но с ребятами общались, говорю, что не могу, мне страшно, и никто над этим не смеялся. Все нормально понимают.

Елена Гордиенко:
- Вы разговариваете охотно с родными, со знакомыми о СВО? Или Вам не хочется это вспоминать, об этом говорить?

Анатолий Хилько:
- С сослуживцами мы об этом не общаемся - смысл нам об этом разговаривать? Общий опыт, мы там были. А вопросы, в основном, одни и те же. В принципе, истории у всех одинаковые, где-то даже, может быть, схожи. Но правды никто не узнает: у каждого своя история, опыт свой, безусловно. И люди по-разному возвращаются. Кто-то не хочет об этом говорить. Это стресс. Я после ранения вообще не мог разговаривать, сильно заикался. Как мне объясняли, что органы забывают, как правильно работать - сбой диафрагмы из-за того, что удар идет волной. Я не знал, как правильно выдохнуть, получалось, что говоришь, как будто все время взахлеб плачешь - не хватает воздуха. Но сейчас прошло, за полгода я более или менее выкарабкался, прошло с помощью занятий специалистов. Они дали базу, а дальше уже работаешь сам. Я песни пел, книжки вслух читал. Про себя спокойно говорил. Больше всего помогало пение, именно нараспев. Надо было заново вспоминать, как ты разговаривал. Страшно, неприятно, психологически неудобно: пытаешься сказать, а не можешь, начинаешь нервничать, это еще больше сбивает. Когда я в госпитале лежал, врачу своему писал кое-как, косо, криво, а он переписывал себе, потому что я объяснить нормально не мог. Иначе бы долгий диалог был. Я поднимаюсь в отделение, в палату и понимаю, что все отделение заикается. Думаю, ну, слава Богу, там все такие, никто шутить плохо не будет. А главврач Евгений пытался все время подшучивать, как бы переводить именно на добрую ноту, чтобы мы немного расслабились. На вечерней поверке он приходил, брал листик со списком и говорил, что сегодня анекдот будет рассказывать тот-то. Сами понимаете: анекдот рассказать было проблематично. Шутки, смех - без юмора там никак. Если не шутить, не поддерживать друг друга, не подкалывать, то все угнетает, становится тяжело.

Елена Гордиенко:
- Поделитесь своими планами на мирную жизнь?

Анатолий Хилько:
- Скажу так: если я помог там, значит, я могу помочь своей стране и здесь. У меня есть планы - поступать в ВУЗ, благо, есть квоты для участников СВО, и ветераны боевых действий поступают на бюджет. Если мы наведем порядок там, мы наведем порядок везде. Будем работать.