Юрий Калугин про театр и людей

Елена Горлиенко:
- Конечно, говорить будем о театре, о репертуаре, об актерах, о том, что было, что будет. Давайте начнем с того, что было в прошлый сезон. Премьеры были?

Юрий Калугин:
- У нас было, как всегда, много театральных событий. Состоялась премьера: мы выпустили спектакли «Нонферату», «Медведь» по Чехову, «Квартира Коломбины» по Петрушевской. Возобновили спектакль «Фотоснимок». Это взрослые спектакли. В нашем репертуаре появился детский спектакль «Тучка со скверным характером». Петрушевскую ставили как бытового автора постоянно, но я хочу сделать спектакль «Любовь» по Петрушевской из тех спектаклей, которые у нас шли.

Елена Гордиенко:
- А что такое бытовой автор?

Юрий Калугин:
- Петрушевская любит людей, которых она видела. Они были не похожи на тех, кого показывают в телевизоре и в театре, и у нее ситуации возникали смешные и трогательные. С другой стороны, например, «Любовь» - это история про моряка, который сначала курсантом был, потом в подводной лодке ходил, потом в степях Казахстана служил. И совершенно никакого опыта общения с женщинами не имел. Приходит, делает предложение библиотекарше, которая живет с мамой и у которой тоже нет никакого опыта общения с мужчинами. То, что между ними происходит, смешно с точки зрения взрослого человека. У Петрушевской хорошее чувство юмора. И все состоится, когда приходит мама, которая беспокоится, что моряк их выживет с пропиской из квартиры. Вообще, тема прописки и прочих подобных вещей - это проблемы Советского Союза.
Проблемы быта, даже не взаимоотношений людей - смешные проблемы с точки зрения сегодняшнего дня, даже больше непонятные.
А вот с точки зрения взаимоотношений людей все оказывается безумно замечательно. И она написала несколько странных пьес, в том числе и «Квартиру Коломбины», потому что она столкнулась с театром и увидела, что театр не совсем такой, как она себе видела - это, как персонажи комедии дель арте, попавшие в советскую действительность. Очень смешно получается.

Елена Гордиенко:
- Петрушевскую сложно ставить?

Юрий Калугин:
- Петрушевская очень непростой автор. Когда мы учились, ее пытались все ставить, но у многих не выходило. «Три девушки в голубом» ставились во МХАТе, говорили, что «это Чехов». Кто-то ее принижал, кто-то возвышал. Она не подходила к тому театру, который тогда доминировал, он никак ее не мог освоить.
Я в студенческие годы тоже начал ставить ее «Озеленение». Это была моя курсовая работа, одноактовка. «Озеленение» - там такая острая ситуация, жизненная, внятная, простая, очень человеческая. Я и потом ставил Петрушевскую – в Челябинске, в первом моем театре я поставил три одноактовки. Это был ТЮЗ, и публика вызывала раз 12. А когда ставил, актеры просто ненавидели меня, потому что они играли зайчиков, медвежат, а тут - совсем другое. А когда их вызывали на сцену, одна заслуженная артистка сказала другой заслуженный артистке, что «дуры мы с тобой были: так на режиссера наезжали».
И потом директор мне сказала, что не знает, как этот спектакль оставить в ТЮЗе. И его стали показывать по лагерям, по тюрьмам. В женскую колонию я с ним ездил: это самый удивительный зритель, который читал Петрушевскую. Вот начинается пьеса «Швейная машинка». В зале женщины, и вдруг одна разрыдалась и ушла. А ситуация в пьесе такая: дочка приходит к маме после аборта. Она должна идти на квартиру, но ей даже не отлежаться положенные три дня, потому что квартиру им сдали вместе с собакой. А это день гибели отца, он шофёром был, у мамы напарник его сидит, они пьют винишко. Мама расстраивается, что дочка не то подумает, а дочка думает, как бы на себя внимание не обратить. Такая вот ситуация. И вот сидят на спектакле эти лагерные женщины, в одинаковой одежде, разного возраста, вслух обсуждают происходящее в спектакле. «Милая, да ты не волнуйся», - кричат актрисе из зала. Вот настолько они верили в происходящее. Это такое потрясение! Петрушевская очень близка людям.

Елена Гордиенко:
- Чехов - классика. Петрушевская – это все же современный автор.

Юрий Калугин:
- Прошло 130 лет, как Чехов написал «Медведь». У нас шел «Медведь». Теперь с новым составом артистов.

Елена Гордиенко:
- Чехова легко ставить?

Юрий Калугин:
- С одной стороны, легко, с другой стороны, нет: смотря, что вы ставите. Чтобы поставить водевиль, ты должен иметь некую свою идеологию, которая должна совпадать с подбором актеров. А может быть, как раз актерский подбор и диктует, что выбрать, что ставить.
Если у тебя два романтических актера, то комедия не очень получится. У тебя все равно выплывет романтика. Как ни крути, ты не сможешь их заставить играть по-другому. Они просто будут рождать тебе другое, этот же текст, но с другими мотивациями.

Елена Гордиенко:
- А у вас какие артисты?

Юрий Калугин:
- У нас разные. У меня получилась романтическая история в «Медведе», хотя могла получится и трагедия.

Елена Гордиенко:
- «Гамлета» можно поставить как комедию?

Юрий Калугин:
- Вполне. Вы сейчас такие вопросы задали о смысле театра, о стиле…

Елена Гордиенко:
- Народный театр «За углом» зрителя развлекает или учит? Задача какая?

Юрий Калугин:
- Задача простая, как говорил Станиславский: человек должен прийти развлекаться, а уйти потрясенный. Вот это правильный смысл театра. Это то, что я исповедую. Кто-то исповедует другое. Зритель должен уйти, задумавшись о чем-то светлом или о чем-то печальном, он должен унести свой ряд эмоций. Театр существует в мировом пространстве, у него есть своя ниша. Если мы говорим об эпохе модерна, то сейчас наступила эпоха постмодерна. Наше слово как-то вернуло нас в эпоху модерна, в эпоху развития. Оно заставляет не умирать людей, а развиваться. А постмодерн - как раз эпоха определенного умирания. И мы там существовали.
Кроме этого, вошли мощные технологии молодого поколения. Им интереснее это, а не то, что происходит в жизни, настоящее: образовалась мощная ниша и эмоциональная, и интеллектуальная, и, если хотите, игровая - в пространстве смартфона и компьютера, которое никак не связано с миром. Там можно играть в футбол и выигрывать, и быть лучше, чем Пеле, чем Марадона. У меня же там лучше получается! А что он с мячом-то сможет? Ничего. То есть мир людей вытесняется, подаются ложные посылы в том пространстве. Нас выкидывают оттуда с нашей правдой, потому что мы как бы страна правды. Театр невозможно оцифровать: ты посмотришь какой-то видеоспектакль. Ты участвуешь? Нет, ты не участвуешь в эмоциях, ты не чувствуешь теплоты человека, ты не чувствуешь его вообще, как человек. Какую игру он тебе несет, какой он тебе посыл дает, какая у него харизма? Ты не чувствуешь это.
Потому что есть фотогеничные, киногеничные, есть сценогеничные люди театра. Актер должен быть очень обаятельным на сцене, он, может быть, не красивый в жизни, но на сцене просто супер. А в кино начнет сниматься, и ему скажут, что он плохой артист. Тем более, что сейчас такая мощная коммерция, школа размывается. Школа не должна быть коммерческой, театр может быть коммерческим. А школа должна предоставлять этому театру самое лучшее. Почему советский театр был хорош? Потому что - 200 человек на место в институт и отбирали самые сливки.

Елена Гордиенко:
- Может, в советское время сравнить не с чем было?

Юрий Калугин:
- Я вам скажу хорошую шутку: с каждым годом актеры в советских фильмах играют все лучше и лучше. Это просто ощущение того, что происходит. Я смотрю сегодняшние сериалы, пытался смотреть «Угрюм-реку», очень расстроился, потому что видовой фильм, выходят актеры, болтают текст, артисты вроде неплохие, но дело не в этом. Дело в режиссуре. Режиссер вообще не понимает смыслов сцен, а ему дают ставить на центральном телевидении, платят огромные деньги. И актеры ему не продиктовали. В советское время актер мог продиктовать, он диктовал в театре зачастую, потому что знал, как играть. А режиссер, если артист знает, не будет туда лезть.
В театре актер - творец. Мало того, если актер свое не выплеснет, ты не сможешь ему объяснить свое. А ты посмотри, что он вообще делает: может быть, он лучше тебя понимает, что происходит.

Елена Гордиенко:
- Бывало такое, что вас актер переубеждал?

Юрий Калугин:
- Да, бывало. Режиссер, разбирая пьесу, не играет все роли. Он разбирает ее с точки зрения аналитики, с точки зрения посыла, с точки зрения сквозного действия, с точки зрения событий. Он как бы составляет картину вообще. А внутренние движения может найти актер. Но если актер плохой, то ты за него начинаешь играть и начинаешь его натаскивать.

Елена Гордиенко:
- Что готовит театр в новом сезоне?

Юрий Калугин:
- Поездка в Белоруссию с Островским. Фестиваль «Авангард и традиции».
Вообще театральный процесс очень мощно идет в стране. Есть и спектакли, и театры очень достойные. Мы побывали на Волге и в Дубне, жили напротив номера, где Высоцкий останавливался. Там табличка есть «В этом номере жили Владимир Высоцкий и Андрей Вознесенский». Мы там играли Островского. Думали, что всех удивим. И удивили. Жюри на обсуждение попросили прийти актеров. Актеры, переодевшись, зашли. Жюри встало и поклонилось. Но Гран-при не выиграли. Там был театр замечательный из Подмосковья, показали спектакль «Саня, Ваня и с ними Римас». Просто трогает до глубины души. Потом там чудесные ребята были, я их не видел, но говорят, что «Варшавскую мелодию» сыграли здорово.
Театр жив, и не в столицах, а в провинции и в малых городах.
Там были и слабые работы, и средние. В самой Дубне хороший народный театр - 100 человек. Они подвал в пятиэтажке отремонтировали, сделали отдельный вход и играют спектакли.

Елена Гордиенко:
- Спектакль «Не любо, не слушай» тоже в нескольких фестивалях принимал участие.

Юрий Калугин:
- Он и сейчас поедет на фестиваль в Каргополь в Архангельскую губернию.

Елена Гордиенко:
- Там будут внимательно смотреть. Это же автор архангельский.

Юрий Калугин:
- А еще я вам скажу, что у нас там будет Ирина Ёлочкина «Островки моей памяти».

Елена Гордиенко:
- Это большой спектакль. Там много актеров, его, наверное, сложно собрать?

Юрий Калугин:
- Да, сложно. В нем почти весь состав участвует.

Елена Гордиенко:
- Но смотрят люди с удовольствием, насколько я знаю, всегда полный зал. Как вы новый спектакль вводите? Понятно, что надо что-то новое для зрителя, но даже на одни и те же спектакли люди ходят, смотрят по несколько раз, я сама так делаю, потому что театр всегда живой, всегда что-то другое. А есть жизненный цикл у спектакля?

Юрий Калугин:
- Да, есть. Например, артисты выросли. У меня шел спектакль по Арбатовой. Там девушка едет на заработок в Германию, в поезде – мужчина. Но стукнул возраст, актер сказал, что «все, не играю, до свидания».
Спектакли рождаются и умирают: театр живая вещь. Это нормальное явление.
У нас хороший зал на 40 мест, поэтому мы можем существовать в стотысячном городе, хотя значительно больше сейчас, я думаю, чем сто тысяч. Просто нас держат на каком-то нижнем уровне, чтобы мы не перевалили определенный финансовый порог. Сейчас все про деньги.
Эта аудитория позволяет нам играть достаточно долгое время, поскольку спектаклей у нас больше 20. Показывать их все в течение месяца невозможно, поэтому они живут долго - на счастье и на радость артистам и зрителям.

Елена Гордиенко:
- Когда спектакль ставите, можно предположить, что у этого спектакля будет длинная жизнь?

Юрий Калугин:
- Можно, но по большому счету невозможно. Вторгается что-нибудь: раз, артист уехал, и спектакль рухнул: некем заменить.

Елена Гордиенко:
- А бывает такое, что в театре - актуальная повестка?

Юрий Калугин:
- Что считать актуальной повесткой? Был ковид. Он уничтожал театр, потому что театр – это общение человека с человеком. И переживания в театре есть. Внутренние душевные ситуации создаются. Очень острые, понимаете, ситуации. Есть способность зрителя сопереживать. Вот на этом все и построено, когда он видит людей и верит в то, что это люди. Они предлагают ему игру, и он вступает в эту игру. Через некоторое время возникают какие-то жизненные коллизии, которые надо каким-то образом разрешить.

Елена Гордиенко:
- А гатчинский зритель какой?

Юрий Калугин:
- У нас хороший зритель. Мы собрали своего зрителя, у нас он есть. Мало кто понимает, что такое театр. А ведь театр имеет длинную историю, начиная с древнегреческого периода. И это все сохранилось. Как ни странно, эти пьесы до сих пор идут - это сюжеты, которые очень трогают. Взаимоотношения людей острые.
Надо понимать, что в разные периоды возникал разный театр, он менялся вместе с эпохами, способ подачи менялся. Но по-прежнему нужен и Островский, и Булгаков, и Чехов. Их будут смотреть. Эпоха предлагает свое видение этих пьес.

Елена Гордиенко:
- Спектакль «Старший сын» в нашем театре поставлен. Я его смотрела с удовольствием, и люди смотрели, хотя есть чудесный фильм, поставленный с чудесными актерами. Я разговоры слышала, как сравнивали фильм и ваш спектакль, и никто не сказал, что фильм лучше.

Юрий Калугин:
- Даже сказали, что фильм хуже. В обсуждении сказали, что мы выиграли эту историю у Мельникова. В советское время, может быть, мы и не поставили бы спектакль, но время неожиданно разворачивает пьесу другой стороной совершенно.

Елена Гордиенко:
- Давайте поговорим про детские спектакли.

Юрий Калугин:
- Новый спектакль появился - «Василиса и Баба Яга». Это
новая сказка. Основа русско-народная, а сочинили сами.
«Поющий поросенок» тоже идет. Новые дети подрастают. Детский театр поэтому и вечен: главное - иметь свою основу. У нас там Баба Яга, Змей Горыныч, богатыри, королевичи, Василиса Премудрая, Елена Прекрасная, Василиса у нас работница. Это все наше, русское.

Елена Гордиенко:
- Как зрителю мне бы хотелось, чтобы и Дед Мороз был, и Снегурочка, и Карлсон.

Юрий Калугин:
- У нас Карлсона нет, потому что нам его запретили. У нас больше нет и спектакля про Пеппи.

Елена Гордиенко:
- То есть, его не будет в репертуаре?

Юрий Калугин:
- Какой-то другой спектакль возникнет, с другим названием, похожий.
Если нас можно Карлсона лишить, Пеппи и прочего, значит, будет что-то похожее.

Елена Гордиенко:
- И «Маленькая Баба Яга» была.

Юрий Калугин:
- Баба-Яга у нас сохранилась с другим названием. Название запатентовано оказалось. Мы написали свою пьесу на эту тему. А названия нет: «Маленькая колдунья», «Маленькая баба яга», «Маленькая волшебница» - это запатентованные названия, за их использование нужно платить деньги. Авторское право стало западным, оно дискриминационно по отношению к создателям. Театр является искусством вторичным с точки зрения литературы. Он берет литературу и как-то ее переводит в другой способ существования, другой способ искусства. А литература приходит и говорит, извините, пожалуйста, мы тут первичны, отдайте нам, - это неправильно. Если бы я сочинил какую-то хорошую песню, чтобы ее все пели, я бы не стал и денег брать.

Елена Гордиенко:
- Конечно, пусть поют.

Юрий Калугин:
- Хор ветеранов спел «Журавлей», а ему говорят, что нужно заплатить, вот это да!.

Елена Гордиенко:
- Это мы о проблемах начали говорить.

Юрий Калугин:
- Это не проблемы, это идиотизм, понимаете? Мир денег начинает давить мир людей.

Елена Гордиенко:
- А какие проблемы у театра?

Юрий Калугин:
- Раньше у города было руководство, которое хотело иметь театр, оно понимало проблемы, старалось их решить. Теперь этого нет. Есть два театра, которые надо поддерживать. Публика нас поддерживает, она к нам ходит. А с точки зрения каких-то «высоких людей» мы, видимо, не нужны. С нами провели эксперимент под Новый Год: каждый расписывал свое время посекундно, что он делал, когда сходил в туалет и так далее.

Елена Гордиенко:
- Зачем?

Юрий Калугин:
- Это происходит на конвейерных предприятиях, чтобы сократить издержки.
Но театр - не конвейер. Он создает товар, он не услуга. Этот товар продается в конкретном месте в конкретное время, и к этому времени носитель этого товара - артист - должен выглядеть супер. Не замученным, не убитым прийти в театр и отдать свою эмоцию и умение свое публике, которая получит этот товар, насладится им и уйдет. Понимаете?
А нам говорят: нет, вы услуга, вы должны сидеть на месте. Как в парикмахерской - больше сидишь, больше придет клиентов. Нет театра как такового: есть отдельный артист, отдельный режиссер - каждый сидит и оказывает услугу. Это полностью разрушает театр. Хотят сократить издержки и платить меньше, но меньше платить уже невозможно.
Культура всегда затратная. Можно все схлопнуть, а что в ответ в ответ появится? Алкоголь, наркотики. Никакой альтернативы культуре нет.

Елена Гордиенко:
- А мы как зрители можем что-то сделать, помочь театру?

Юрий Калугин:
- Зритель ходит, и этим помогает. Мы надеемся, мы живем.

Елена Гордиенко:
- Хороших вам спектаклей, хороших выступлений на фестивалях и побед. Ну и, естественно, нам, зрителям, тоже хороших спектаклей.